Салават. Семь сновидений сквозь явь” (спектакли БАТД)

“САЛАВАТ. СЕМЬ СНОВИДЕНИЙ СКВОЗЬ ЯВЬ” (“Салауат. Өн аралаш ете төш”), спектакль БАТД по одноим. трагедии М.Карима.

Первая постановка пьесы была осуществлена в 1972. Реж. Л.В.Валеев, худ. Г.Ш.Имашева, комп. З.Г.Исмагилов, балетмейстер Х.Ф.Мустаев. В роли Салавата — А.А.Абушахманов и А.К.Ишбердин, в роли Юлая Азналина — А.К.Мубаряков и Г.З.Сулейманов. Премьера состоялась 10 февр. 1972.

Идейно-худ. замысел спектакля основывался на реальных ист. событиях 18 в. Реж. реализовал пье­су как последоват. хронику войны и нравств. борь­бы Салавата с карателями и прислужниками Екате­рины II, отвергнув авторское деление композиции пьесы на “достоверные” и “условные” картины. Спектакль выводил на поверхность всеобъемлющее гуманистич. содержание жестоких, гибельных со­бытий трагедии и видел его в единстве воли народа и деятельности личности в борьбе за свободу. По мнению моск. критика Г.Бирюкова, спектакль ут­верждал мысль о том, что “у подвига есть одна ме­ра — его необходимость людям” [Диапазон поисков //Литературная Россия, 1972, 8 сент.]. Салават был постоянно окружён преданными ему повстан­цами, друзьями, родными, любимыми; даже междо­усобная вражда баш. родов отступала перед особой значимостью участия Салавата в нар. движении. Спектакль худ.-реалистич. средствами раскрывал одну из осн. метафор трагедии: жизнь и подвиг ге­роя неотделимы от судеб народа. Разлучив Салава­та с родиной и народом, палачи и далее лишают его человеч. окружения, изгнав с каторжного острова его свободное население, одарившее Салавата дружбой и любовью. Это становится последней кап­лей в чаше “долготерпения” героя. Оказавшись в духовном вакууме, он выбирает смерть.

Следующая пост. трагедии была осуществлена в 2003. Реж. И.Г.Гилязев, сценограф К.Чарыев, худ. по костюмам Н.А.Степанова, комп. У.М.Идельбаев, балетмейстер С.К.Андриянов. В роли Салавата — Х.Г.Утяшев и Г.С.Алтыншин. Премьера состоялась 13 окт. 2003. Спектакль опирался на сквозную кол­лизию пьесы — противостояние Салавата, строго ре­алистич. персонажа, и предельно условной фигуры Карателя, воплощавшей символический образ жесто­кого суда. Каратель (И.А.Юмагулов) стал олицетво­рением имперского, гос. подавления свободолюбия и свободы духа в человеке, чувства братской любви и дружбы между людьми и народами, носителем гне­тущей соц. действительности. “Я — кнут в руках у матушки-императрицы,” — рекомендует он себя. Эта метафора содержательна: Каратель в спектак­ле — второе “я” Екатерины II (Г.А.Мубарякова и Э.А.Юнусова). Образ императрицы был решён реж. и худ. через её гротескный облик: золотое маскарад­ное платье, золотой парик, золотая маска, постоян­но прикладываемая императрицей к лицу, олицетво­ряли самодержавие, “золотую казну России”, силу гос. лицемерия, лжи и отчуждения. Сочетание ре­ального и фантастического, действительного и вооб­ражаемого в событиях и худ. образах определило подчёркнуто условный облик спектакля. Драматич. действие разворачивалось на сценич. установке, на­поминающей многоступенчатую пирамиду. Это и степной курган, и лобное место, и сторожевая баш­ня пугачёвцев, и морской утёс, к к-рому, как Проме­тей, был прикован Салават. В финальной сцене спектакля Салават сходит с вершины своего опустев­шего утёса и, как гласит авторская ремарка, “подняв руки над головой”, входит в море.