Салават. Семь сновидений сквозь явь” (трагедия)
“САЛАВАТ. СЕМЬ СНОВИДЕНИЙ СКВОЗЬ ЯВЬ” (“Салауат. Өн аралаш ете төш”), трагедия М.Карима в стихах и прозе с прологом и эпилогом (1971).
Сюжет и композиция произв. в соотв. с названием пьесы построены на совмещении ист. сцен с воображаемыми и фантастич. картинами. События, рассказывающие о разгроме нар. движения (см. Пугачёва восстание 1773—75), носят сугубо метафорич. характер. Драматич. конфликт распределён между реалистически изображённым Салаватом и некой гротескной фигурой палача, обобщённой до символа и выведенной под нарицат. именем Каратель. Расправа над Салаватом заключена в намерении сломить его свободолюбивый дух, оторвав от народа и лишив сокровенных связей с ним, в желании внушить герою мысль, что он преступный бунтовщик, потерпевший поражение и умерший в сознании разгромленного народа. В пределы коллизии Салават — Каратель в качестве воспоминаний и сновидений загл. героя вписаны картины нар. войны, зарисовки полевого быта пугачёвского войска, реальное и мнимое общение Салавата с повстанцами, отцом, любимой женщиной и даже с самой Екатериной II. Панорама худ. событий, оставаясь поэтич. воплощением героич. деяния, должна ещё дать ответ на риторич. вопрос: в чём смысл и правота подвига Салавата, что они значат для живущих ныне на баш. земле и что будут значить для следующих поколений. Первым итогом размышлений поэта стал образ свободы, обладая к-рой, человек сам создаёт себя, выбирает свой жизненный путь, не определяясь ничем, кроме собств. личности, кодекса чести и совести, заложенного в душе каждого. Эта тема заявляется сразу самим Салаватом. Но наиб. ясно говорит об этом в “сновидении” Салавата его отец Юлай. Он не верил в победу нар. движения, но “верил в правоту святого дела” и пошёл за сыном в “ревущий зверем гибельный поток” восстания: “Так совесть приказала!” В своё время читатель, а затем и зритель находил в произв. актуальные мысли и размышления современника над путями и вехами продвижения социума к свободе, равенству, братству, к-рого достоин человек. Самобытные мысли поэта органично переплелись с нек-рыми концепциями строительства гражд. об-ва в СССР, складывавшимися в стране с середины 1950-х гг. и носившими явный антитоталитарный характер. В частности, они были сопоставимы с демократич. программой ж.“Новый мир”, возглавляемого в своё время другом и единомышленником М.Карима поэтом А.Т.Твардовским. В общественно-философских взглядах М.Карима были заключены и идеи движения за права человека, сформулированные А.Д.Сахаровым, А.И.Солженицыным, А.Н.Амальриком и др. В подвиге героя трагедии прочитывается мысль, высказанная последним: “Участники движения сделали гениально простую вещь — в несвободной стране стали вести себя как свободные люди!..” Салават в пьесе поднялся на мятеж, исчерпав “мольбы о милосердии и справедливости” в несправедливом и немилосердном обществе. Достоянием взглядов М.Карима явилась также приверженность гуманист. аспектам европейской соц.-философ. и морально-этической мысли. В тв-во поэта вошли определения гуманизма, сформулированные в системах экзистенциализма, “философии жизни”. Он претворил эти концепции по А.Камю, Ж.-П.Сартру, А.Хайдеггеру в “поэзию совести”: совесть — всеобщий критерий подлинного существования человека.
Салават в пьесе мыслит шире своих сподвижников. Его мысли — достояние веков и поколений. По поэтич. условиям трагедии он разговаривает с будущим: задаётся вопросом, как оценят потомки его деяния — как подвиг или преступление. Ключевой для выражения мироощущения Салавата (а также самого автора) является сцена воображаемой встречи повстанца с императрицей Екатериной II. В ответ на слова последней о том, что подавленные восстания, разгромленные бунты лишь крепят престолы и власти, Салават говорит, что эти мятежи и восстания, накапливая “грозную силу, немеркнущий гнев” нар. масс, открывают подлинную меру свободы — совесть народа и его самосознание как жизненный инстинкт или откровение, дарованное свыше. Послушаться этой подспудной воли бытия — счастье человека и его жизненный подвиг. Исчерпав её в себе, он может “потерять терпение”, уйти из жизни, что и делает Салават: “Воля Провидения исполнена. Отныне мне, глядя прямо в глаза архангелу смерти, можно направиться из этого мира в другой. Совесть чиста...”. Это и есть “диалектическая теорема” пьесы, гласящей, что даже самые великие подвиги человека могут быть исчерпаны и уйти в небытие. Но они оставляют вдохновляющий пример деяния по совести, к-рое и есть творение свободного человека. В трагедии автор дал худ. воплощение концепции свободы и свободного человека. В идейно-философском пафосе произв. совмещены моральный кодекс и нравств. императивы целых эпох. Образ баш. воина и поэта С.Ю. стоит в одном ряду с фигурами Спартака, деятелей Великой французской революции, декабристов, народовольцев и мн. др. борцов за освобождение человечества. Первая постановка пьесы осуществлена в 1972 в БАТД (см. “Салават. Семь сновидений сквозь явь”).
С.С.Саитов
