Семь сновидений сквозь явь”

“СЕМЬ СНОВИДЕНИЙ СКВОЗЬ ЯВЬ”, спек­такль Стерлитамакского рус. драм. т-ра по траге­дии М.Карима “Салават. Семь сновидений сквозь явь”. Реж. Д.С.Шрагер, сценограф Л.А.Алексеев, муз. оформление и хореография А.А.Тугановой, муз. произв. — А.Ф.Лужанский. В роли Салава­та — В.Н.Корастелев. Премьера состоялась 21 марта 1979.

Спектакль, объявл. под вторым, фигуральным, назв. трагедии М.Карима, взял соотв. направление на сценич. иносказания и параболы. Реалистич., порой обстоятельно “натуральные картины и обра­зы складывались в театр. метафоры, приобретая ал­легорич. значения”. Худ. оформление спектакля строилось следующим образом: на наклонной к зри­телю сцене возвышался чёрный помост — лобное место, на к-ром были установлены две колоды с врубленными топорами и две виселицы. К эшафоту подходила дорога, выложенная брёвнами и уставленная вознесёнными вверх крестьянскими вилами, косами, мотыгами и т.п. (осн. вооружение по­встанч. войска Е.И.Пугачёва). Все события в спек­такле происходили на этой плахе и приобретали по­этому трагедийное звучание. Мучительную казнь над Салаватом чинил царский тюремщик и палач по имени Каратель (арт. В.К.Заваленный). Диалог между Карателем и Салаватом, в к-ром входящий в море батыр задаёт философский вопрос: “Великое ли я благодаренье /Иль грех великий уношу с со­бой? /Тяжкую вину? Или святую правду?”, — стал идейным стержнем спектакля — “явью” произ­ведения, а предшествующие картины — воспомина­ния Салавата о прожитом, его раздумья о нравств. и соц.-философском содержании Пугачёвского дви­жения, его воображаемые беседы с соратниками и родными, друзьями и врагами об ист. смысле нар. восстания и своей роли в нём — представляли “сно­видения” гл. персонажа. Салават “горит в огне” своих тягостных переживаний и раздумий. Поэтич. особенность пьесы М.Карима — сочленение досто­верных сцен с воображаемыми картинами — позво­лила инсценировать их в подчёркнуто гиперболизи­рованной форме, остром гротесковом рисунке. Так, картины военно-полевого быта повстанцев, обуреваемых противоречивыми чувствами, в к-рых смеша­лись высокие мечты о свободе и справедливости с корыстью и жаждой власти над ближним, были ис­полнены по образцу древних былин, изложенных в жанре нар. лубка. И, наоборот, образ императрицы Екатерины II (арт. Э.А.Морская) решался в ключе театрального фарса: она была развязной, разнуз­данной простолюдинкой в маскарадных одеяниях. Т.о., спектакль был выстроен как многофигурная сценич. композиция, сжатая до краткости притчи.